О церковных композиторах.

10 июня 2012 г.

Один думающий регент меня сегодня спросил: как по-твоему, есть ли кто-то из церковных композиторов, чьи сочинения наиболее приемлемы для пения на богослужении?

Я ответил долгим молчанием, честно пытаясь выискать хоть что-то церковное в творчестве хотя бы одного композитора, писавшего музыку на церковные тексты. Никого назвать я не смог. Дело в том, что все так называемые церковные композиторы писали так называемую церковную музыку не от того, что очень любили Церковь и богослужение, а из каких-то других побуждений.

Одни, самые искренние и набожные (что у них совмещалось иногда с бездарностью) стремились послужить Богу своим музыкальным образованием, раз уж получилось, что они, став людьми верующими, ничего другого как профессионалы не умеют. Логика ясна. Не ясно, почему когда в светские дела вмешиваются священники, этим возмущаются даже верующие, а когда светское творчество проникает в Церковь, все молчат. Дело в том, что в начале этого процесса никого не спрашивали, а в последствии если кто-то и высказывался, его уже не слышали, не могли услышать (разность культур, и уровней культуры сильно затрудняет понимание).

Другие, весьма благородные в своих стремлениях, поставили себе задачу изучить и развить русскую музыку, а для этого, конечно же, им было необходимо ознакомиться с народным пением и высшим его проявлением - пением церковным; правда часто композитор не может сдержаться, чтобы что-то не писать, даже если источник его вдохновения настолько превышает его способности, что всякое сочинение на тему будет карикатурой - так, видимо, бесы борют композиторов да и всех творческих личностей через специфическую страсть (у литераторов это называется графоманией).

Таким образом третьи писали просто от невозможности себя сдерживать. Как и в любой профанной области человеческого бытия всеядная аудитория у таких "графоманов" всегда находится.

Есть и четвертые, руководящиеся глубокими (квази)(религиозно-)философскими идеями. Их творчество может быть глубоким, серьезным, осмысленным, психологически-религиозным, но никогда собственно церковным. Но об этом позже.

Пятые (исторически первые), наиболее вредные, но и наименее востребованные. Это реформаторы, осознанно (или не вполне) по своему разумению решившие насадить в Церкви новые порядки. Для таких, как правило, не имеют ценности ни Предание, ни Устав, ни церковность, ни каноничность, ни смысл текста, ни (само собой, т.к. это несовместимо с подобным устроением души) молитва. Все, что не подходит под их систему, должно быть изменено или даже уничтожено. К счастью таких вредителей не так уж много, и если отсутствие церковности не позволяло их распознать, то остатки русскости помогали узнать чуждый дух этих деятелей.

Если кто-то этот список дополнит, буду признателен. Но в целом он, кажется, достаточен.


Это то, что мы видим из истории и современности. Я не касаюсь конкретных биографий, т.к. это излишне для достижения скромной цели данной заметки, и полезное размышление превратилось бы в банальное злословие.


Теперь необходимо разобраться, чего все эти композиторы достигли в собственно церковной сфере. Оказывается, ничего. Дело в том, что "церковное" композиторство возникло именно в ходе реформ, а стало быть за аксиому оно принимало утверждение, что традиционное каноничное церковное пение есть примитивный этап развития мировой музыкальной культуры. Как мы узнаем из достижений современного музыковедения, церковные распевы - это не один из этапов развития многоголосной музыки, а другая музыка - монодийная. Одно другому не противопоставляется, это просто разные явления. Но есть и принципиальное отличие монодии церковной от всякой другой: она развивалась как явление не музыкальное, а скорее психолингвистическое, ее задача - распевно озвучивать церковную речь. Эта задача настолько прочно забыта, что первичная основа церковного пения - псалмодия - уже никому не известна. Этим отчасти обусловлено и изгнание Псалтири из нашего богослужения, а также примитивизация и минимизация церковного чтения. Забыты и другие особенности разных жанров церковных песнопений, что в результате привело к шаблонному совершению богослужений: стихира, антифон, псалом различаются только мелодией и текстом, жанровые особенности их исполнения (ради которых они получили свои названия и ради которых и используются в том или ином месте службы) в так называемом "партесе" не имеют значения. Что естественно порождает массу вопросов. Например, некоторые всерьез обеспокоены, нужно ли петь все антифоны и тропари в начале Литургии и зачем? Т.е. многоголосная музыка на клиросе превратила богослужение в концерт с набором равнозначных "номеров", из которых безразлично, что исполнять, что опускать, а что произвольно заменять другим сочинением нередко даже с произвольным текстом. В то время как в традиционном каноничном церковном пении все имеет свое назначение, место, время, способ исполнения и свой распев для каждого текста, т.к. именно текст молитв первичен. Т.е. вопрос о возвращении к церковным распевам не только и не столько дело музыкальных предпочтений и понятий, сколько вопрос литургический, уставной и аскетический.

"Церковные" композиторы, исходя из указанного предубеждения о традиционном каноничном церковном пении, потому и не смогли ничего сделать, что просто не знали опытно ни литургической, ни уставной, ни аскетической составляющей церковно-богослужебного пения. Даже с точки зрения музыки стоящие, серьезные произведения стали появляться только с возрождением интереса к традиционным распевам. Правда "классикам" удалось в силу разных причин в лучшем случае сделать пение на церковном клиросе русским, серьезным, может быть даже трезвым (?), но их чисто светские сочинения все же лучше их "церковных" упражнений. Отчасти все потому же, что не было и не могло быть задачи на основе хорошего создать лучшее, а приходилось изживать худшее. Но до церковности своего творчества они все же не доросли: светская музыка и церковное пение - духовно противоположные явления (см. Бытие 4:21), с полной отдачей заниматься и тем и другим невозможно, сохраняя духовное и психическое здоровье.

Современные композиторы пошли несколько дальше. В условиях, когда "музыка умерла", они, видимо, обозначили предел возможностей светского творчества в церковной сфере: стилизация. Стилизация привлекательна, но если это только подражание, а не плод литургическо-аскетического подвига, то она не оживляет клиросное пение, а лишь делает его экзотическим, "космическим", философски осмысляемым, но такое пение не есть плод молитвы и молитву не рождает.

Итак, местами почти 1000 лет понадобилось для того, чтобы осознать, что музыка способна лишь на подражание церковному пению (то же можно сказать и о любом другом виде церковного искусства и о церковной жизни в целом - собрание еретиков тоже уподобляется Церкви).


Наконец, давайте выясним, кто такие вообще церковные композиторы. Если светские музыканты, как мы увидели (допускаю, что не все увидели, но свою голову другому не приставишь), могут претендовать лишь на подражание церковности, то кто составляет церковные песнопения? Этих людей называют творцами песнопений и распевщиками, т.е. в первую очередь это "практикующие" православные  христиане, живущие напряженной церковной и духовной жизнью. Церковные распевы (древневизантийский, григорианский, знаменный и другие) возникали и плодотворно развивались в периоды духовного расцвета церковной жизни. В годины упадка церковной жизни церковная культура также претерпевала кризис, т.к. все в Церкви взаимосвязано. Это лишний раз подчеркивает автономность светской музыки на клиросе, развившейся именно во время глубочайшего кризиса церковной жизни. Каноны церковных распевов динамично развивались (как и в иконописи, храмоздательстве и т.д.), но их основа (дух, если угодно) остается той же и по сей день. Этим обусловлена устойчивость церковного пения к разным гонениям, реформам, и к недобросовестности "композиторов" (люди есть люди, и среди распевщиков не все оказывались благочестивы, глубоко религиозны, добродетельны и святы). Это еще одна отличительная черта церковного пения (и всякого церковного творчества): в периоды охлаждения церковной жизни, оно не умирает, но духовная безжизненность поющих становится очевидной. В светской музыке не так: профессиональный исполнитель неплохо споет и без вдохновения, манера, мастерство и различные внешние эффекты (музыкальные и не только) покроют недостаток личного переживания и осмысления. Таким образом церковные певчие являются не просто исполнителями, а сотворцами распевщиков. Богослужение предусматривает обязательное всенародное пение многих песнопений, например, именно этим требованием порождены жанры антифонов и прокимнов, в которых есть повторяющийся рефрен, всю неизменяемую часть Литургии Типикон прямо предписывает петь всем людям, находящимся в храме. Это требование показывает, что главное назначение церковного пения - общая молитва "единем сердцем и единеми усты", а также говорит о том, что творцом церковного пения является вся полнота Церкви, в нем адекватно выражается литургический и аскетический опыт всей Церкви.


Что же делать?


Определиться, чем мы руководствуемся в своей церковной жизни: опытом Церкви или своими (впрочем, откуда взяться своим? У нас все представления либо от Церкви, либо из нецерковных источников) представлениями о ней.

Помоги, Господи, всем труженикам у Престола Божия, на клиросах и в храмах!


С любовью о Христе, Игорь Цимбалюк.